В понедельник, 27 марта, в Киржачском районе Владимирской области, где в лесу у деревни Новоселово устроен мемориал, снова был митинг. А перед этим — цветы к Кремлевской стене, к двум мраморным прямоугольникам с именами Юрия Гагарина и Владимира Серегина, погибших 55 лет назад.
Беда случилась еще до полудня. Точное время — 10:31 мск — установили по вмятинам от стрелок на циферблате бортовых часов. Учебно-тренировочный реактивный истребитель МиГ-15УТИ с двойным управлением (на авиаслэнге — «спарка»), в котором находились летчик-космонавт Юрий Гагарин и полковник ВВС Владимир Серегин, под большим углом и на большой скорости, срубая макушки и стволы берез, врезался в землю в 65 километрах от аэродрома Чкаловский, откуда незадолго до этого поднялся в небо.
Что спровоцировало катастрофу, что было за минуту до нее — в 10:29-10:30, так и осталось загадкой. Хотя сразу же, по горячим следам, была создана Государственная комиссия. Ее руководителем назначили Л.В. Смирнова — в то время он возглавлял Госкомитет по оборонной технике и был одновременно заместителем председателя Совета Министров СССР. Полномочий, чтобы во всем разобраться, у него было достаточно. Однако при всем том он был человеком системы, членом ЦК КПСС и ясно понимал пределы допустимого и границы возможного.
Каждый в комиссии «греб от себя»
Заместителем Смирнова в этой комиссии определили генерал-полковника авиации Павла Кутахова, а он по должности — первый заместитель тогдашнего главкома ВВС Вершинина и первый кандидат в преемники своему возрастному шефу (что и случилось через год). И Смирнов, и Кутахов, и подчиненные им руководители четырех технических подкомиссий, понимая, с чем имеют дело, вели себя в высшей степени осторожно, не конфликтуя друг с другом и прислушиваясь к тому, какие советы-рекомендации доходили «сверху».
На первом этапе расследования, когда велись поиски на месте падения самолета, и затем, когда все скрупулезно собранное доставили в НИИ различных специализаций, была проделана масштабная техническая, экспертная и аналитическая работа. С достаточной степенью достоверности реконструированы временные и прочие параметры столкновения самолета Гагарина-Серегина с землей.
Определено, что это произошло всего через 60-70 секунд после доклада Юрия Гагарина: «Понял, выполняю». А то были последние его слова, зафиксированные в радиопереговорах с аэродромом Жуковского. По срезу вершин деревьев, направлению оси разброса обломков МиГа и показаниям некоторых стрелочных приборов (те же отпечатки на циферблатах) было установлено, что истребитель врезался в землю с углом пикирования 50 градусов на скорости около 700 км/час и с небольшим правым креном.
Руль высоты находился в положении вывода из пикирования, но не на границе диапазона его возможной перекладки, а лишь на половине этого предела. Значит, ручка управления была взята «на себя» не до упора. Почему? Возможно, потому, что перегрузка на этом вертикальном маневре достигала почти 11 крат — каждый из летчиков «весил» около тонны, сопоставимое давление было на всю конструкцию самолета
По мнению авторитетных экспертов, долгое время работавших в Институте авиационной и космической медицины и знакомых с техническими отчетами комиссии Смирнова, такие экстремальные параметры снижения самолета «не могли быть результатом намеренных действий экипажа, а явились следствием возникшей нештатной ситуации, обвально усугубившейся до катастрофического исхода всего за одну минуту».
Что именно случилось в эту минуту или две, комиссия так и не установила. Но 29 томов расследования были засекречены. Спустя время некоторые детали стали просачиваться из интервью и выступлений отдельных членов комиссии и привлекавшихся экспертов. Если кратко, их суть такова.
Обнаружив в зоне учебного пилотажа сложную метеообстановку (в момент, когда Гагарин и Серегин вылетали с аэродрома, благоприятный прогноз был дан ошибочно), экипаж по какой-то причине совершил резкий маневр и вышел из нижнего слоя облаков, пикируя почти вертикально. Летчики пытались вывести машину в горизонтальный полет, но запаса высоты для этого не хватило, самолет столкнулся с землей, экипаж погиб.
В ходе расследования отказов или неисправностей техники обнаружено не было. Химический анализ останков и крови летчиков посторонних веществ не выявил.
Виновата в катастрофе внешняя среда
При исследовании составляющих полета «экипаж — самолет — среда» в отношении двух первых у комиссии Смирнова было если не табу, то явное и неявное сопротивление на всех возможных уровнях — от командного до партийно-политического. А вот на «внешнюю среду», уловив заданный вектор расследования, навалились со всех сторон — летчики, инженеры и особенно штабисты-администраторы. Все словно «прозрели» и принялись искать внешние факторы, причины и обстоятельства сваливания самолета Гагарина-Серегина в штопор.
Сначала говорили о других самолетах того же полка под началом полковника Серегина (одиночный МиГ-17 в соседней зоне пилотажа и пара МиГ-21, взлетевших на свой маршрут после Гагарина). Затем появился таинственный истребитель с соседнего аэродрома Раменское, якобы пролетевший через район полетов Чкаловского аэродрома (впоследствии об этом не единожды говорил в своих интервью Алексей Леонов). Была версия с птицами и/или метеорологическим зондом, которые могли как-то помешать или даже повредить (в случае с метеозондом) фонарь пилотской кабины.
А дальше уже далекие от расследования и авиации «специалисты» стали выдвигать версии одна экзотичнее другой: злонамеренное повреждение техники при подготовке к полету, закладка в самолет взрывного устройства, поражение его (по чьему-то коварному приказу) с земли, встреча с НЛО, воздействие неких силовых полей и многое другое из области квазинаучной фантастики. Однако эти и подобные им «гипотезы» опровергаются остатками гагаринской «спарки», что были тщательно изучены и переданы на хранение в 13-й ГНИИ в подмосковных Люберцах (ныне — Научно-исследовательский центр ЦНИИ ВВС Минобороны России).
Версия Алексея Леонова так и осталась версией
Двенадцать лет назад, когда готовились отметить 50-летие полета Юрия Гагарина в космос, выводы госкомиссии о возможных причинах его гибели были рассекречены — только выводы. Однако в них ничего нового: резкий маневр и сваливание в штопор, а по какой причине — мнения расходятся. Алексей Леонов и после этого продолжал говорить об истребителе Су-15 с Раменского аэродрома, который якобы прошел в облаках всего в 10-15 метрах от самолета Гагарина и Серёгина на сверхзвуковой скорости и тем самым вогнал «спарку» УТИ-15, утяжеленную подвесными баками, в гибельную спираль
Как бы там ни было, сегодня, спустя 55 лет после случившегося, пересматривать выводы комиссии, исследовать что-то заново, с использованием новых технических, расчетных, аналитических возможностей, никто не предлагает и не планирует. Видимо, тот компромисс, к которому пришли старшие товарищи в конце 60-х, устраивает нас всех и сегодня.
Фрагменты тел Гагарина и Серёгина, которые удалось обнаружить и собрать на месте катастрофы, были кремированы, а урны с прахом установили для прощания в Центральном доме Советской Армии. В тот же день, 30 марта 1968 года, на Красной площади прошел траурный митинг, в СССР была объявлена минута молчания, после чего урны с прахом были захоронены в двух заранее приготовленных нишах Кремлевской стены.
Всего семь неполных лет было отведено космонавту-1 прожить в лучах всемирной славы. Срок очень малый, чтобы завершить хотя бы начатое, не говоря о новых замыслах. Но вполне достаточный для того, чтобы побронзоветь и выйти в тираж вместе с портретным глянцем.
«Послеполетные нагрузки и постоянные стрессы от общения с руководителями многих стран на разных континентах в течение последующих лет требовали от Гагарина большего героизма, чем 108 минут космического полета, — скажет о том времени много лет спустя соратник Сергея Королева академик Борис Черток. — Я с Гагариным мало общался до полета, но хорошо узнал его после. Он сильно изменился, но по-человечески только в лучшую сторону».
«Сын погиб в день рождения отца»
В тот год, когда имя Гагарина оказалось на устах миллионов, ему исполнилось 27. Разве мог кто-то подумать, что человек, вернувшийся ОТТУДА, через семь лет погибнет здесь, на Земле?! Ведь его по-своему берегли, не допускали к полетам. Но материнское сердце — вещун. Анна Тимофеевна Гагарина, когда узнала, что Юра был дублером Владимира Комарова, погибшего в апреле 1967-го при аварийном спуске космического корабля «Союз-1», места себе не находила. А сын, чтобы ее успокоить, на расспросы матери отшучивался: «О чем ты? Какая разведка тебя подослала?»
На родине в Гжатске был последний раз 4 декабря 67-го — приезжал вместе с женой и дочками. Уже тогда, видимо, знал, что на день рождения мамы — 20 декабря — выбраться не сможет. Увиделись только в феврале 68-го — Юрий уговорил Анну Тимофеевну лечь в больницу, сердце пошаливало. Навещал ее, а сразу после выписки позвал из Гжатска сестру, родных и в семейном кругу отпраздновал защиту диплома в академии. О том, что возобновил летную подготовку, вслух за столом не рассказывал
Он родился в 34-м году и в 34 года погиб. А родным и близким еще горше от того, что 27 марта в семье отмечали как день рождения Алексея Ивановича Гагарина. С весны 68-го он навсегда окрасился черным.
«Наш сын погиб в день рождения отца», — сделает горькое признание мать космонавта Анна Тимофеевна, когда Алексей Иванович, глава семьи, еще выходил из дома, чтобы перемолвиться с соседями или молча присесть возле своей калитки.
Его не стало в 73-м. К тому времени Гжатск уже пять лет как переименовали в Гагарин. А тот, кто семьдесят лет жил с этой фамилией, передал ее трем сыновьям и дочери, так и не смог приладить свое ухо к новому названию.